П штомпка социология. Книга: Петр Штомпка «Социология. Предисловие научного редактора русского издания

Теория структурации Э.Гидденса послужила в определенной мере толчком для появления в 90-е гг. работ польского социоло­га, профессора Ягеллонского университета Петра Штомпки, посвященных комплексному и целостному анали­зу социального становления и социального изменения. Прежде всего следует отметить, что рассматриваемая теория социальных изменений удивительно четко вписывается в те трансформации современной теоретической социологии, которые были обозначены нами выше в ходе анализа позиции В.А.Ядова. Назовем их еще раз в лаконичном варианте. По мнению российского социолога, в новейшей теоретической социологии совершаются (совершены) два принципиальных поворота: а) переосмысление масштабов социального пространства в сторону его глобализации; б) перенос центра внимания с изучения социальных структур на социальные процессы и изменения.

Именно эти повороты хорошо просматриваются в теории социальных изменений П.Штомпки, за счет чего она оказывается вполне адекватной современным процессам и общественным реа­лиям. Необходимо сделать лишь одно небольшое уточнение. Сами социальные структуры рассматриваются польским социологом "процессуально", что составляет одну из главных особенностей его подхода. Именно здесь и сказывается влияние теории структурации Э.Гидденса.

Основными составляющими теоретической модели П.Штомпки являются четыре категории: структуры, деятели (агенты), дея­тельность, действие. Уже здесь не трудно обнаружить определенное сходство с "дуальностью" структуры Гидденса, по край­ней мере, в стремлении соединить два узловых понятия: струк­туру и действие. Но дальше дискурс (стиль мышления и способ аргументации) П.Штомпки приобретает иную направленность.

Главным становится анализ взаимодействия структур друг с другом по отношению к субъектам действия. Оказывается, что структуры проявляют себя совершенно независимо и неожиданно (эмерджентно). Польский социолог говорит о трех формах неза­висимой динамики структур, которые он рассматривает в виде трех принципов: инерции, момента, последовательности. Прин­цип инерции означает, что "обычно предпочтительнее, чтобы функционирование продолжалось в том же режиме, без радикаль­ных поворотов (например, в странах "реального социализма" в течение долгого времени типичной реакцией на экономические трудности было скорее повышение цен и налогов, нежели пере­ход от планируемой к рыночно-ориентированной экономике...)". Принцип моментасостоит в том, что за определенной стадией чаще всего наступает следующая (если, к примеру, сделаны ин­вестиции в какую-то определенную сферу экономики, это влечет за собой и инвестиции в другие сферы, с ней связанные). На­конец, принцип последовательности заключается в том, что "следующие одна за другой фазы не могут быть пропущены (нап­ример, экономику нельзя модернизировать без предварительного обучения рабочей силы...)". Все эти примеры П.Штомпка приводит для того, чтобы показать: структуры в обществе могут проя­вить себя относительно индивидов самым неожиданным образом.

Несмотря на то, что структуры независимы от агентов и в этом смысле могут "вести себя" неожиданным образом, они не в состоянии существовать без субъектов деятельности. В свою оче­редь, сами агенты в реальной действительности обязательно включены в структуры. "Мы, - пишет П.Штомпка, - не найдем ни од­ного примера в общественной жизни, в котором не было бы сли­яния структур и агентов, операций и действия. Покажите мне агента, который не встроен в какую-нибудь структуру, или структуру, которая существует отдельно от индивидов, или действие, которое не включено в социальные операции, или, наконец, социальное оперирование, которое не распадается на действия. Нет бесструктурных агентов, и нет безагентных структур". В этом контексте польского социо­лога поражает мудрость сентенции, приписываемой Ч.Кули: "Личность и общество - близнецы-братья". Нам же так и хочет­ся добавить слова В.Маяковского (сказанные, правда, совсем по другому поводу): "Кто более матери-истории (читай: социо­логии - Г.З.) ценен?".

То, что было сказано, - лишь исходный момент модели со­циального становления, разработанной П.Штомпкой. Чтобы она "не повисла в воздухе", социолог помещает ее в двуединую среду, включающую природу и сознание. Первую он рассматривает как неизбежный "контейнер", в котором "помещается" социальная жизнь. Это внешние природные условия, в которых действуют люди и оперируют структуры. Природная среда включает в себя и внутренние черты индивидов, в целом же она влияет на об­щество не только извне, но и изнутри - через биологическую конституцию и генетический багаж популяции. Что касается второй среды - сознания, среды мыслей, верований, идей, то оно (П.Штомпка рассматривает сознание в трех видах - как индивиду­альное, коллективное и социальное) не только воздействует на практику, но и является "посредником" между природной средой и человеком (обществом).

Наконец, еще один элемент модели социального становле­ния, без которого ее нельзя понять, - фактор времени. Как пи­шет П.Штомпка, "и природа, и сознание вступают во взаимоотно­шения с обществом, которое формирует и формируется одновре­менно". Несмотря на эту одновременность, ис­торический процесс рассматривается им как смена различных временных точек самопреобразования общества. Схематично со­циолог предлагает пять таких точек: общество в далеком прош­лом, общество в прошлом, общество сегодня, в настоящем, об­щество в будущем, общество в отдаленном будущем.

Процесс исторического развития осуществляется, согласно модели социального становления, благодаря наличию четырех типов причинных узлов: структурных воздействий, способностей субъектов, "очеловеченной природы", видоизменяющегося созна­ния. Эти узлы и составляют, по мнению П.Штомпки, механизм со­циального становления исторического процесса. Сам исторический процесс непрерывен, ничем не предопределен и не необхо­дим. История имеет множество альтернативных путей развития.

Рассматривая исторические изменения, польский социолог доказывает, что они "охватывают не только действия и практи­ку, не только природу и сознание, но и связи между всеми ни­ми, способы, которыми они объединяются и своими действиями порождают социальную динамику". Таким образом, к своей моде­ли П.Штомпка добавляет самый последний, наиболее сложный узел обратной связи: "дело не только в том, что деятельность агентов (субъектов) изменяется в процессе их собственной практики, но и в том, что само социальное становление изме­няет свой облик в ходе истории".

Завершая анализ концепции социального изменения П.Штомп­ки, следует отметить как ее реалистический, так и в целом оптимистический характер. Социолог видит в качестве общего знаменателя основных тенденций исторического процесса расту­щий контроль над природной средой, управление ею и обособле­ние от нее. Общество, с одной стороны, постепенно подчиняет природные ресурсы потребностям людей, с другой - стремится к собственной защите от негативного воздействия природы. Что касается сознания, то, благодаря росту знаний, развенчанию всякого рода мифов, иллюзий и других продуктов "ложного соз­нания", становится возможным точнее предвидеть, планировать и целенаправленно изменять социальную жизнь.

Петр Штомпка

Пётр Штомпка
Piotr Sztompka
Дата рождения:
Место рождения:
Гражданство:
Научная сфера:	социология
Место работы:

Социология развития

Литература на английском языке

• Sztompka P. Trust: A Sociological Theory. - Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
• Sztompka P. Agency and Structure: Reorienting Sociological Theory (ed). - New York: Gordon & Breach, 1994
• Sztompka P. The Sociology of Social Change. - Oxford and Cambridge: Blackwell, 1993.
• Sztompka P. Society in Action: The Theory of Social Becoming. - Cambridge: Polity Press and The University of Chicago Press, 1991.
• Sztompka P. The New Technological Challenge and Socialist Societies (ed). - Kraków, 1987.
• Sztompka P. Sociological Dilemmas: Toward a Dialectic Paradigm. - New York: Academic Press, 1979.

Литература на русском языке

• Штомпка П. Формирование социологического воображения. Значение теории // Социологические исследования. - 2005. - № 10. - С. 64-72.
• Штомпка П. Социальное изменение как травма // Социологические исследования. - 2001. - № 1. - С. 6-16.
• Штомпка П. Теоретическая социология и социологическое воображение // Социологический журнал. - 2001. - № 1.
• Штомпка П. Много социологий для одного мира // Социологические исследования. - 1991. - № 2. - С. 13-23.
• Штомпка П. Социология социальных изменений / Пер. с англ.; под ред. В. А. Ядова. - М.: Аспект-Пресс, 1996. - 416 с. ISBN 5-7567-0053-6
• Штомпка, П. Социология: анализ современного общества / Пер. с польского С. М. Червонной. - М.: Логос, 2005.
• Штомпка, П. Визуальная социология. Фотография как метод исследования. - М.: Логос, 2007.
• Штомпка, П. Миссия социологии в посткоммунистических обществах // Посев. - 2006. - № 6.
• Штомпка, П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе // Социологические исследования. - 2001. - № 2.

Ссылки

• Страничка П. Штомпки на сайте Ягеллонского университета

Другие книги схожей тематики:

Определение социальных движений

Выделим следующие основные компоненты социальных движений:

Коллективность людей, действующих совместно.

Единство в отношении цели коллективных действий, а именно – изменения в обществе, причем цель должна восприниматься участниками однозначно.

Коллективность относительно диффузна, с низким уровнем формальной организации.

Действия имеют относительно высокую степень стихийности и не принимают институциализированные, застывшие формы.

Суммируем сказанное. Под социальными движениями мы подразумеваем свободно организованные коллективы, действующие совместно в неинституциализированной форме для того, чтобы произвести изменения в обществе. Некоторые классические дефиниции социальных движений выглядят так.

«Коллективные предприятия для установления нового порядка жизни».

«Коллективные предприятия для преобразования социального порядка».

«Коллективные усилия по изменению норм и ценностей». «Коллективность, действующая в течение некоторого времени для того, чтобы обеспечить изменения в обществе (в группе), частью которого она является, или не допустить изменений». «Коллективные усилия по контролю над изменениями или корректировке их направления».

«Коллективные попытки выражения недовольства, возмущения и поддержки или сопротивления изменениям».

«Группы индивидов, объединяющихся ради выражения недовольства общественным порядком и изменения социальных и политических основ, вызывающих такое недовольство».

«Нетрадиционные группы, обладающие различной степенью формальной организации, пытающиеся произвести радикальные изменения или препятствовать им».

По мнению некоторых исследователей, социальные движения «существуют дольше, чем толпы, массы и сборища, и более интегрированы. Тем не менее они не организованы так, как обычно организованы политические клубы и другие ассоциации».

Другое определение: движение – «это устойчивая поддержка связей между влиятельными национальными деятелями, успешно выступающими от имени тех, чьи интересы формально не имеют представительства в существующих структурах. В этом процессе такие деятели публично выставляют требование изменить распределение власти, что в свою очередь демонстрирует публичную поддержку самого требования».

Во всех определениях подчеркивается тесная связь между социальными движениями и социальными изменениями. Как отмечают Вуд и Джексон, «изменения являются основной характеристикой социальных движений… Социальные движения тесно связаны с социальными изменениями». Данное обстоятельство, казалось бы, очевидное, тем не менее требует разъяснения.

Цель может быть поддерживающей, утверждающей, когда предполагается ввести в общественную жизнь какие-то новые элементы, будь то новое правительство или политический режим, новые привычки, законы или институты, либо отрицающей, когда планируется остановить, предотвратить или повернуть вспять различные процессы (например, ухудшение экологической обстановки, снижение урожайности, рост преступности, распространение абортов и т.д.).

Социальные движения имеют различные причинные связи с изменениями. С одной стороны, они могут рассматриваться как конечная причина последних, т.е. как условия, необходимые и достаточные для их совершения. Проблема в том, что обычно для достижения своей цели общественные движения должны разворачиваться в благоприятных социальных условиях, при наличии благоприятной «структуры возможностей», или, если воспользоваться образным сравнением, должны «подняться на гребень волны» других социальных сил. Они эффективны лишь тогда, когда дополняются другими факторами, и вряд ли служат единственной причиной изменений. Обычно это необходимое, но не достаточное условие социальных преобразований.

Но социальные движения могут рассматриваться и просто как симптомы, эпифеномены, сопровождающие процессы, которые раскрываются по своим собственным законам (например, сопровождение прогресса, модернизации, урбанизации неожиданными экономическими кризисами). В этом смысле они похожи на лихорадку, отражающую более глубокие изменения в социальном организме. Проблема здесь в том, что многие социальные движения способствуют социальным преобразованиям, влияют на их направление и скорость, не говоря уже о тех, которые действительно инициируют социальные сдвиги.

Наиболее разумным является подход, согласно которому движения – это средства в причинной цепи социальной практики, продукты более ранних изменений и вместе с тем производители (или по крайней мере сопроизводители) дальнейших преобразований. Движения возникают не на пустом месте, они объединяют социальный процесс и попытки повлиять на его ход. По словам Тома Бернса, «они являются носителями, равно как и создателями, и реформаторами нормативных систем».

Аналогичное замечание делает и Дитер Рухт: «Социальные движения являются одновременно продуктом и производителем социальных процессов. Действуя в пределах исторически созданной и относительно стабильной основы, они также активно участвуют в изменении политических взглядов, властных структур и культурных символов». Воспользуемся простой диаграммой:

Предшествующие социальные процессы: социальные движения, последующие социальные процессы

Поток социальных изменений

Дело в том, что любое социальное движение составляет часть того самого общества, в котором происходят изменения, охватывающие некоторые (иногда достаточно обширные) области его функционирования, иначе говоря, действует на общество изнутри. Это случай, когда «общество преобразует общество». Значительная часть изменений, производимых движениями, представляет собой изменения в самом движении (его составе, идеологии, правилах, предписаниях, организациях и т.д.), и даже внешние сдвиги в более широком контексте (законодательной системе, политических режимах, культуре), вызванные движением, по принципу обратной связи влияют на его собственных членов и структуры, изменяя их мотивацию, установки, идеи и т.д. Социальные движения, изменяя общество, изменяют в этом процессе себя (они мобилизуются, организуются) для того, чтобы влиять на общество более эффективно. Изменения в самом движении и изменения, которые производит движение, идут рука об руку, создавая взаимосвязанные, конкурирующие процессы. Эта уникальная черта социальных движений делает справедливым заявление Гари Маркса и Джеймса Вуда о том, что «социальные движения более динамичны, чем большинство других социальных форм». Они являются социальными движениями par excellence(по преимуществу).

Типы социальных движений

1. Социальные движения отличаются друг от друга по масштабам предполагаемых изменений. Некоторые из них относительно ограничены по своим целям и не ориентированы на преобразования основных институциональных структур. Они хотят преобразований внутри структуры, а не ее самой. Мы называем их реформистскими. Таковы, например, движения за и против абортов, которые требуют соответствующих изменений в законодательстве; движения за права животных, которые призывают запретить эксперименты над ними; движения, которые выступают за ограничение скорости на германских автострадах. Другие движения стремятся к более глубоким преобразованиям, пытаются затронуть основы социальной организации. Вследствие того, что под их прицелом оказываются институты, занимающие центральное, стратегическое положение, изменения имеют гораздо более далеко идущие последствия, чем предполагалось изначально. В результате происходит преобразование самого общества, а не внутри него. Такие движения мы называем радикальными. К ним относятся, например, движения за гражданские права в США, против апартеида в Южной Африке, за национальное освобождение в колониальных странах. Когда предполагаемые изменения охватывают все ключевые аспекты социальной структуры (политический, экономический, культурный) и направлены на тотальное изменение общества, построение вместо него «альтернативного» общества, тогда мы говорим о революционных движениях. К ним, в частности, относятся фашистское и коммунистическое движения.

Другую формулировку той же типологии дал Нейл Смелзер, который различал движения, «ориентированные на нормы» и «ориентированные на ценности». Первые нацелены на утверждение разделяемой всеми идеологии, которая предполагает пересмотр норм; вторые – на пересмотр ценностей. Ценности, по Смелзеру, включают в себя общечеловеческие стремления к справедливости, знаниям, демократии, свободе, а нормы представляют собой средства достижения этих целей. Таковы, например, дисциплина, образование, труд. «Нормы имеют более специфический характер, чем общие ценности, поскольку они уточняют определенные регулирующие принципы, необходимые для реализации ценностей».

2. Социальные движения различаются по качеству предполагаемых изменений. Некоторые стремятся создать новые институты, ввести новые законы, внедрить новый образ жизни, новые верования. Короче говоря, они хотят сформировать общество, которое раньше не существовало. Такие движения ориентированы на будущее. Их можно назвать прогрессивными. К ним можно отнести, например, движения республиканцев, социалистов, движения за освобождение женщин. Другие движения обращены в прошлое, стремясь восстановить институты, законы, образ жизни и верования, которые когда-то существовали, но забылись или были отброшены в ходе истории. Предлагаемые ими изменения направлены в прошлое, и основное внимание уделяется возрождению традиции. Мы можем назвать их «консервативными» или «ретроактивными». Это и экологическое движение; и фундаменталистские религиозные движения, и движение «Морального большинства» в США, призывающее вернуться к семейным ценностям; и монархические движения, выступающие за восстановление монархического строя; и движение за этническое возрождение в Восточной и Центральной Европе, которое возникло после краха коммунизма. Различие между прогрессивными и консервативными движениями аналогично общему политическому разделению на левых и правых. Левые чаще прогрессивно ориентированы, правые обычно консервативны.

3. Социальные движения различаются по отношению к целям предполагаемых изменений. Одни сосредоточиваются на изменении социальных структур, другие – на изменении личности. Первые принимают две формы. Социополитические движения (или, как их называет Чарлз Тилли, «национальные социальные движения») пытаются добиться изменений в политике, экономике, вызвать сдвиги в классовых и стратификационных структурах. «Социокультурные движения» стремятся изменить убеждения, кредо, ценности, нормы, символы (вспомним, например, битников, хиппи, панков).

Движения, нацеленные на изменения личности, также принимают две формы. Первая – мистические или религиозные движения, которые борются за спасение своих членов и общее оживление религиозного духа (религиозные движения в средние века, исламские фундаменталистские движения, евангелическое движение, объявленное папой Иоанном Павлом II) и призывают к самосовершенствованию, душевному и физическому комфорту.

Движения, направленные на изменение структуры, предполагают, что достижение этой цели повлияет и на личность. И наоборот, движения второго типа предполагают, что люди, изменившиеся к лучшему, будут постепенно формировать более совершенные социальные порядки. И все же одни движения ключевым считают изменение структур, а другие – людей.

Сочетая критерий цели с критерием диапазона, Давид Аберль предложил четырехзвенную классификацию социальных движений: преобразовательные, направленные на полное изменение структур; реформаторские, направленные на их частичные изменения; движения спасения, преследующие цель полностью изменить членов общества; альтернативные, предполагающие их частичное изменение.

4. Социальные движения различаются «вектором» изменений. Как я уже упоминал, у большинства движений «вектор» позитивен. Но может сложиться и противоположная ситуация, когда люди объединяются не для того, чтобы ввести в свою жизнь что-то новое, а для того, чтобы воспрепятствовать развитию тех или иных социальных тенденций. В таких случаях мы говорим об отрицательном «векторе». К данной категории принадлежат многочисленные движения, выступающие против современности, например, те, что защищают местные культуры, борются с глобализацией, пытаются возродить этнические или национальные особенности, укрепить фундаменталистские религиозные предписания. Сюда же можно отнести экологические движения, поскольку они протестуют против явлений (загрязнения окружающей среды, истощения ресурсов), вызванных индустриализацией. Существуют движения, цель которых – приостановить действие конкретных законов или решений правительства, например, движение в США против введенных методов расового объединения в школах, движение «самозащиты» польских крестьян против высоких налогов. Еще одна, особая категория – альтернативные движения. Иногда имеют место симметричные пары: левые и правые, антисемиты и сионисты, атеисты и фундаменталисты, демократы-реформаторы и сторонники жесткой линии.

5. Социальные движения отличаются по лежащей в их основе стратегии, или «логике», их действия. Одни следуют «инструментальной» логике, стремясь достичь политической власти и ее средствами усилить предполагаемые изменения в законах, институтах и организации общества. Их первичная цель – политический контроль. Если это удается, то такие движения превращаются в группы давления или политические партии, входят в парламенты и правительства. Примеры недавнего времени партия «зеленых» в Германии и победоносная «Солидарность» в Польше.

Другие следуют «экспрессивной» логике, стремясь достичь автономии, добиться равных прав, культурной или политической эмансипации для своих членов или более широких общностей. Таковы движения за гражданские права, этнические, феминистские, за права гомосексуалистов.

6. Различные типы движений действуют в разные исторические эпохи. Для современной истории наиболее характерны два типа. Движения, характерные главным образом для раннего периода современной эпохи (так называемые «старые социальные движения»), были ориентированы на экономические интересы, причем их члены рекрутировались из отдельных социальных классов жестким, централизованным образом. Примеры – тредюнионы, рабочие и фермерские движения. Со временем они постепенно устаревают.

В последние десятилетия наиболее развитые капиталистические общества, вступившие в стадию постмодернизма, становятся свидетелями возникновения другого типа, называемого «новыми социальными движениями». В их числе экологическое и феминистское движения, движение за мир. Им свойственны три черты.

Во-первых, они сосредоточиваются на новых темах, новых интересах, новых участках социальных конфликтов. Свою реакцию на вторжение политики, экономики, технологии и бюрократии во все сферы человеческого существования они выражают в обеспокоенности по поводу качества жизни, расширения жизненного пространства, победы «гражданского общества».

Во-вторых, члены таких движений не являются представителями какого-то одного определенного класса. Можно говорить лишь о преобладании людей образованных, а также тех, кто относится к среднему классу, что объясняется, скорее всего, более высоким уровнем сознательности представителей этих слоев и тем, что у них больше свободного времени, денег и энергии.

В-третьих, новые социальные движения обычно децентрализованы и не принимают формы жесткой, иерархической организации.

7. В конкретном обществе в конкретный исторический момент всегда существует сложная, неоднородная система социальных движений, включающая различные типы, представленные выше. При этом наблюдается ряд явлений. Во-первых, наряду с движениями возникают «контрдвижения». Они объединяются в «свободно связанном конфликте», взаимно стимулируя и усиливая качество. Точнее говоря, «движения любой степени видимости и плотности создают условия для возникновения контрдвижений. Ратуя за те или иные изменения, выступая против утвердившихся, господствующих интересов, предлагая одни символы и усиливая значение других, они вызывают недовольство и создают условия для организационного оформления контрдвижения, для выработки его целей и формулирования спорных вопросов». «Тактика контрдвижения является реакцией на структуру и тактику движения».

Кроме того, Маккарти и Залд вводят понятие «индустрия социальных движений» (ИСД), содержание которого составляют движения, имеющие сходные или идентичные цели и защищающие общие интересы. Например, движение рабочего класса включает стихийные выступления (типа луддитов), тред-юнионы, социалистические организации и т.д.

Наконец, картина деятельности социальных движений меняется от одного общества к другому. Гарнер и Залд определяют целостность, в пределах которой они действуют, как «сектор социального движения» (ССД). «Это структура антагонистических, конкурирующих икооперирующихся движений; она, в свою очередь, является частью более широкой структуры, включающей в себя партии, государственно-административный аппарат, средства информации, группы давления, церкви и т.д.».

Уникальный характер ССД обусловливает особую специфику и задает общий тон деятельности каждого составляющего его движения, а также определяет уровень активности в данном обществе. Общество, которое хочет использовать весь свой творческий потенциал и стремится изменить себя к выгоде всех его членов, Должно не только допускать, но и поощрять социальные движения, что приведет к возникновению богатого и разнообразного ССД. Это – «активное общество». Общество, которое подавляет, блокирует или уничтожает социальные движения, уничтожает собственный механизм самоулучшения и самотрансценденции, т.е. выхода за свои собственные пределы (термин Гидденса. – Ред.). Если ССД узок или его просто нет, то общество становится «пассивным», а его члены – невежественными, безразличными и бессильными людьми, тогда единственной исторической перспективой являются застой и упадок.

Внутренняя динамика социальных движений

Социальные движения возникают в определенный момент, развиваются, проходят различные фазы, угасают и исчезают. По словам классика в этой области Герберта Блумера, «движение должно сформироваться и «сделать карьеру» в том мире, который почти всегда противостоит, сопротивляется или по меньшей мере просто безразличен к нему». Сначала рассмотрим внутреннюю динамику социальных движений, а затем обратимся к внешней динамике, т.е. к влиянию социальных движений на более широкое социальное целое, в рамках которого они действуют. Это две стороны процесса, который можно назвать «двойным морфогенезом» социальных движений.

Во внутренней динамике движения мы предлагаем различать четыре главные стадии: возникновение, мобилизацию, совершенствование структуры и завершение.

1. Все социальные движения возникают в определенных исторических условиях, в пределах исторически заданной структуры. Эта последняя создает запас ресурсов и возможностей, служит сокровищницей идей, на основе которых движение формулирует собственные кредо, идеологию, цели, выявляет своих врагов и сторонников, обосновывает свое видение будущего. Движение осмысляет существующие взгляды, производит их отбор, меняет акценты, соединяет во взаимосвязанную систему и, естественно, добавляет к этой основе нечто новое. Кажущаяся новизна никогда не бывает абсолютной. Так, революционные движения не изобретают свои лозунги, боевые призывы, представления о лучшем мире, а заимствуют их. Скажем, некоторые свои мысли Маркс позднее развил в целостную теорию революционного прошлого. Что касается прежней нормативной структуры, то она часто служит как бы негативной основой движения, тем, что противопоставляется или отрицается. Правила, ценности, институты, роли установленного нормативного порядка критикуются, высмеиваются, им бросают вызов. Одни движения концентрируют свое внимание на нормах, квалифицируя их как недостаточные, неадекватные или несоответствующие средства для достижения новых целей. Другие сосредоточиваются на ценностях, которые также рассматриваются как неправильные. По мнению Смелзера, когда у движений, «ориентированных на нормы», появляется сильная оппозиция в виде контрдвижений, если эти движения подавляются или блокируются властями, то происходит постепенное расширение целей и качественное изменение требований, что ведет к возникновению «ценностно-ориентированных» движений. «Солидарность» в Польше и другие освободительные движения в Восточной Европе отлично иллюстрируют данный феномен. Постоянная радикализация требований в значительной мере явилась результатом тупого сопротивления окопавшейся политической элиты. Прежняя организационная структура взаимодействия выполняет другие функции. Она образует поле, которое в равной степени сдерживает и облегчает движение. Сеть коммуникаций, существующая в обществе, имеет решающее значение для вовлечения в движение новых субъектов. Обсуждая «ключевую роль коммуникационной сети как благодатной почвы, из которой может произрасти новое движение», Фриман приводит в качестве примера женское освободительное («феминистское») движение.

Ассоциации или сообщества, объединяющие людей по религиозному либо этническому принципу (клубы, церкви, этнические группы, патриотические общества и т.д.), ускоряют мобилизацию и вовлечение новых индивидов и групп в социальные движения. Так, организационная структура движения за гражданские права в США была заимствована у сети сегрегационных колледжей, женских клубов, газет, местных объединений и мелкого бизнеса. «Черная церковь обеспечила движение музыкой и риторикой, она укрепляла дух его участников». Аналогичную роль играли католическая церковь, неформальные кружки и ассоциации оппозиционного характера (например, Комитет зашиты рабочих в самом начале зарождения «Солидарности» в Польше в 80-х годах). Большое значение имеет и так называемая «структура политических возможностей» (ассоциации, местные административные центры, сотрудничающая политическая элита и т.д.).

Наконец, мы подходим к последней теме – структуре социальных неравенств, иерархий богатства, власти и престижа. Вытекающие отсюда противоречия и конфликты между классами, стратами и т.д. часто оказываются фактором первичной мотивации. Иерархическая дифференциация насущных интересов приводит к напряженности, усилению недовольства, что побуждает людей присоединяться к движениям протеста или реформаторским движениям. Те, у кого нет никакой надежды на успех, кто лишен доступа к ресурсам, составляют «человеческий материал» социальных движений; они быстро отзываются на призывы и легко включаются в действия, нацеленные на структурное перераспределение привилегий и поощрений.

Условия и напряжения, существующие в рамках структуры, необходимы, но не достаточны для возникновения движения. В следующей фазе процесс должен переместиться в область социального сознания.

Когда социальная напряженность соединяется с ее общим идеологическим осознанием, тогда ситуацию можно считать созревшей для возникновения движения.

В подобных ситуациях роль инициирующего фактора чаще всего играет незначительное событие, с которого начинается «карьера» движения. Такое событие поднимает уровень осознания, создает прецедент героического противодействия, провоцирует открытое выражение поддержки и раскрывает широкий диапазон оппозиционного консенсуса (прорывая «плюралистическое незнание», когда никто не представляет, сколько еще людей разделяют это недовольство и сколько действительно готовы присоединиться к действию). Оно также служит проверкой решительности властей или ее отсутствия. В случае с Розой Парке, которая отказалась занять место в той части автобуса, что предназначалась для чернокожих пассажиров, конфликт, выросший из маленького инцидента, разросся в одно из наиболее мощных социальных движений в американской истории – движение за гражданские права негров. В другом случае, когда пожилая рабочая Анна Валентинович была уволена с верфи имени Ленина в Гданьске в 1980 г. по политическим мотивам, рабочие встали на ее защиту, и в течение нескольких дней набрало силу самое мощное политическое движение в современной европейской истории – «Солидарность».

2. Инициирующее событие закрывает начальную стадию «карьеры» движения, т.е. фазу возникновения. Далее следует фаза мобилизации. Первая волна рекрутирования включает тех, кто наиболее подвержен влиянию условий, против которых направлено движение, кто лучше всех воспринимает его центральную идею, наиболее точно понимает и оценивает (интеллектуально, эмоционально, морально и политически) его причины. Такие люди присоединяются к движению по убеждению, считая, что оно и есть тот инструмент, который необходим для осуществления общественных преобразований. По мере того как движение растет и набирает силу, к нему подключаются те, кто просто ищет смысла в жизни. Нельзя сбрасывать со счетов и кучки циничных критиканов, которые присоединяются к движению в надежде на материальные выгоды в случае его победы. На этой, второй, волне люди вступают в движение скорее из сочувствия, а не по убеждению. Не удивительно, что различные мотивы включения в деятельность движения служат причиной появления и разных видов связей, удерживающих людей в его структуре. Среди них есть и активисты, и последователи, и просто попутчики, и даже «свободные наездники», отдаленно симпатизирующие ему, надеющиеся, что победа принесет выгоды и им. Такая, подобная луковице, структура становится особенно очевидной, когда движение сталкивается с неприятностями, подавляется или терпит поражение. В этих случаях внешние слои отпадают первыми. Активисты остаются и иногда позднее возрождают движение.

Однако простого привлечения в собственные ряды новых «рекрутов» недостаточно, необходимо мобилизовать людей на коллективные действия. Изучение социальных движений доказывает, что здесь огромное значение имеют харизматические лидеры: Иисус Христос, Будда, Магомет, Мартин Лютер Кинг, Лех Валенса, Вацлав Гавел и многие другие. Они сплачивают своих сторонников, заражают их своим энтузиазмом и вдохновляют на героические поступки. Руководя действиями людей, лидеры укрепляют и собственное положение. Таким образом, делается первый шаг к возникновению внутренней дифференциации и иерархической структуры движения.

3. Это открывает следующую стадию в развитии движения: структурное совершенствование, которое проходит долгий путь от простого объединения людей до полностью сформировавшейся организации. Различаются четыре подпроцесса внутреннего морфогенеза.

(A) Сначала наблюдается постепенное возникновение новых идей, верований, кредо, «общего словаря надежды и протеста». Со временем некоторые движения развивают свое собственное, особое мировосприятие.

(Б) Затем наступает институциализация новых норм и ценностей, регулирующих функционирование движения и обеспечивающих критерии для критики внешних условий. Такова главная идея теории Тернера о «возникающих нормах». Следует заметить, что внутренние нормы и ценности могут также регулировать отношения с оппонентами, определяя «репертуар точек зрения» или тактику борьбы, которая предписывает, что дозволено, а что запрещено в обращении с оппонентами и противниками движения. Таким образом, во внутренней нормативной структуре движения различаются «этика солидарности» и «этика борьбы».

(B) Следующий подпроцесс – возникновение новой внутренней организационной структуры: новых взаимодействий, отношений, соединений, обязательств. То, что Цюрхер и Сноу называют обязательствами, применимо mutatis mutandis(с некоторыми изменениями) к любым другим межличностным связям в движении: «Этот феномен возникновения и взаимодействия должен быть развит самим движением». «Конечный эффект построения внутренней структуры заключается в появлении полностью оформленной организации социального движения» (ОСД), определяемой как «формальная организация, которая идентифицирует свои цели и предпочтения социального движения, или контрдвижения, и пытается достичь их». Например, движение за гражданские права негров в США породило несколько организационных форм: Конгресс расового равенства, Национальная ассоциация за прогресс цветных, Южная христианская конференция лидерства, Студенческий координационный ненасильственный комитет и т.д. «Солидарность» включает в себя Гражданские комитеты, «Сражающуюся Солидарность», Независимую ассоциацию студентов, «Сельскую Солидарность» и т.д.

(Г) Наконец, набирает силу еще один подпроцесс – появление (выкристаллизовывание) новых подходящих структур, новой иерархии зависимости, доминирования, лидерства, влияния и власти. Оптимальный эффект достигается, несомненно, при «слиянии индивидуальных интересов и общественных целей», когда участие в движении удовлетворяет потребности его членов и в то же время вносит вклад в намеченные социальные изменения.

Можно выделить две типичные последовательности морфогенетических процессов в зависимости от происхождения движения. Когда оно возникает «лавинообразно», спонтанно («снизу»), принимая форму взрыва недовольства и возмущения, начало обычно закладывается из простых взаимодействий. Участники бунтов, манифестаций и т.д. создают зачаточную форму организационной структуры. Потом движение обретает идею – иногда привнесенную извне, иногда заимствованную из более ранней доктрины, а иногда сформулированную харизматическим лидером. Затем, когда складываются этика солидарности и этика борьбы, постепенно вырабатывается специфическая нормативная система. Наконец, внутреннее разделение между лидерами, последователями, рядовыми членами, симпатизирующими, случайными попутчиками и «свободными наездниками» кристаллизуется в подходящую (соответствующую) структуру.

Если же движение возникает «сверху» (такая ситуация изучается сторонниками школы мобилизации ресурсов), то оно обычно начинается с радикальной критики настоящего и указания на конкретные личности или группы, которые блокируют путь к будущему. Затем наступает институциализация нового нормативного порядка, определяемого идеологией, что осуществляется организаторами движения и подкрепляется санкциями его руководства. На этой основе среди членов движения возникают новые модели взаимодействия, более постоянные связи. Наконец, кристаллизуется дифференциация возможностей внутри движения (хотя и непостоянный, но все-таки реальный доступ к источникам, которые оно контролирует), при этом четко разделяются ведущая элита и рядовые члены, участники и симпатизирующие.

Различные подпроцессы внутреннего морфогенеза движения не обязательно протекают гармонично. Зачастую одни из них чрезмерно развиваются за счет других, давая жизнь различным патологиям. Так, слишком сильное увлечение идеологией приводит к утопизму, прагматизму или фундаментализму. Слишком большое внимание ин-ституциализации нормативной структуры ведет к чрезмерной регуляции, а акцент на тесное и интенсивное взаимодействие членов движения легко вырождается в фракционность, протекционизм, выдвигает на первый план при занятии высших постов личностные критерии. Дифференциация возможностей, насущных интересов или жизненных шансов Среди участников движения нередко порождает олигархию и смещение целей, особенно если задачу сохранения самого движения лидеры ставят выше задач по реализации его начальной программы.

4. Краткий комментарий к последней стадии «карьеры» движения – его завершению. Есть два варианта. Один – оптимистический; движение побеждает, и таким образом устраняются причины, породившие его (raison d’etre), деятельность его свертывается, и оно распадается. Другой – пессимистический: движение подавляется, терпит поражение или исчерпывает потенциал своего энтузиазма и постепенно приходит в упадок, не добившись победы. Но ситуация может быть двоякой. Иногда полный успех движения приводит к досрочному достижению цели и к его быстрому распаду, провоцируя ответный удар противодействующих сил. Завоевания движения могут быть утрачены, если больше нет сил для их поддержания. Это то, что некоторые лидеры называют «кризисом победы». В других случаях неудача помогает обнаружить слабые стороны, выявить тех, кто действительно поддерживает движение, уничтожить его противников, перегруппировать силы, поймать врагов «на мушку» и, пересмотрев тактику движения, оживить его в новых формах. Такую ситуацию можно назвать «победой поражения». Именно это случилось с подавлением движения «Солидарности» в Польше в конце 80-х, что привело к его окончательной победе в 1989 г.

Внешняя динамика социальных движений

Обратимся теперь к другой стороне «двойного морфогенеза», а именно к влиянию социального движения на окружающее общество.

В этом плане главным являются структурные сдвиги, которые можно назвать «морфогенетическим потенциалом» движения. Оценивая его влияние на внешние структуры, важно соотнести провозглашенные им цели с конкретными историческими шансами. Пивен и Кловард напоминают: «завоевания должны оцениваться по реальным возможностям». Кроме того, необходимо отделять сознательное воздействие от непреднамеренных и неосознанных побочных результатов, а также краткосрочное влияние от долгосрочного, которое обнаружится лишь спустя какое-то время. Таким образом, последствия социального движения имеют сложный, двойственный характер. Потерпев поражение, оно может, тем не менее, вызвать такие структурные сдвиги, которые позднее все-таки приведут к победе. «Движение может быть беспощадно подавлено, и все же многое, к чему оно стремилось, со временем проявляется. Конфронтация нередко служит предупредительным сигналом для правящей элиты, которая осознает, что лучше изменить курс, чтобы не столкнуться в будущем с еще более мощным выступлением».

В то же время движение, которое явно реализовало все свои программные цели, но не использовало все исторические шансы, конкретные исторические обстоятельства, вряд ли можно назвать успешным. Ведь случается и так, что изменения, которые поначалу воспринимаются как несомненные завоевания, вдруг приводят к негативным последствиям, способным перечеркнуть полученные преимущества. В конце концов, то, что удалось завоевать, может быть утрачено в долгосрочной перспективе.

Морфогенетический потенциал движения проявляется как в разрушительных, так и в созидательных действиях. Обычно для того, чтобы ввести структурные новации, оно должно вначале подорвать или, по крайней мере, ослабить прежние структуры и лишь позднее приступить к созиданию. Однако некоторые движения ограничиваются разрушением, поскольку им недостает творческого потенциала. В таких случаях говорить об исторической роли движения неправомерно.

Структурно-преобразовательный потенциал движения (как деструктивный, так и конструктивный) может принимать различные формы в зависимости от типа (уровня развития, размеров) социальной структуры, на которую он направлен. Всего существует четыре разновидности (формы) такого потенциала.

Идеологический потенциал движения выражается в его влиянии на распространенные в обществе идеи, кредо, верования, мировоззрения, представления о настоящем, образы будущего, деление на врагов и союзников и т.д.

Реформаторский потенциал движения выражается в его воздействии на нормативную структуру, в распространении новых ценностей, правил поведения и т.д. среди населения. Тем самым достигается то, что Берне и Букли называют «мета-властью» или «относительным контролем». «Основные схватки в человеческой истории и современном обществе вращаются вокруг формирования и реформирования ключевых правил систем, центральных институтов общества».

Реорганизационный потенциал выражается во влиянии движения на модели и каналы социального взаимодействия (социальную организацию), на процессы установления новых социальных связей, возникновения новых групп и новых межгрупповых коалиций, на формирование коммуникационных сетей и т.д.

Наконец, можно выделить перераспределительный потенциал, который выражается во влиянии движения на процесс формирования новых подходящих структур в той мере, в которой это движение способно отобрать привилегии у своих врагов и обеспечить ими своих членов, последователей, сторонников или симпатизирующих. Яркий тому пример – подрыв «номенклатуры» в посткоммунистических странах Восточной Европы в недавнем прошлом. Перераспределение шансов на успех – это конечная цель движения в области структурных сдвигов. Доступ к власти играет решающую роль для сохранения достигнутых преимуществ и управления распределением ресурсов и благ 6 будущем.

Движение полностью раскрывает свой динамический потенциал только тогда, когда реализуется каждая из четырех его разновидностей (форм). Для подобного, весьма редкого, случая я бы сохранил термин «революционное движение». На деле движения часто уродливы, сосредоточены на какой-либо одной сфере структурных изменений.

Если обратиться к революционным движениям – многообразным по характеру своих целей и наиболее всеобъемлющим по структурному воздействию, то обнаружатся две типичные альтернативные последовательности внешнего морфогенеза. Одна идет «снизу», начинаясь с новой идеологии, под влиянием которой постепенно складываются новые нормы и ценности, а их применение способствует формированию новых моделей взаимодействия и организации, – они-то в конечном счете и обусловливают формирование новых насущных потребностей и интересов. Это спонтанный морфогенетический процесс. Альтернативная последовательность протекает в обратном порядке. Она начинается «сверху» – с перераспределения ресурсов, возможностей, жизненных шансов декретом правительства, которое берет власть; использование новых возможностей способствует формированию новых моделей взаимодействия, но не посредством принятия особых правил, а путем следования новым образцам, и лишь постепенная кристаллизация их приводит к новым нормам и ценностям; наконец, возникают новые идеи, верования и кредо как рационализация новых структурных порядков в других сферах. Это – морфогенетический процесс, введенный законом.

Теперь сведем воедино наши наблюдения о внешней и внутренней динамике социального движения. «Двойной морфогенез» социальных движений не означает той же последовательности фаз или стадий, в которой внутренний морфогенез (возникновение внутренней структуры движения) по времени предшествовал бы внешнему (возникновению или преобразованию структур общества). Мы не должны заблуждаться, полагая, что движение сначала кристаллизуется, чтобы обрести морфогенетический потенциал, и лишь потом становится способным заняться структурными реформами. Такое предположение о линейной последовательности необходимо отвергнуть.

Социальные движения приводят к изменениям в обществе с самого начала своего зарождения, с момента своего внутреннего морфогенеза. Аналогичным образом изменения в обществе также все время влияют на него по принципу обратной связи, постоянно модифицируют «карьеру» движения, его размах, скорость и направление. Как справедливо замечает Лауэр, «мы имеем дело с двумя пересекающимися друг с другом процессами – самим движением и процессами в более широком контексте, т.е. в обществе, внутри которого оно разворачивается». Процессы становления и движения и новых социальных структур тесно взаимосвязаны, они стимулируют или сдерживают друг друга. Существует постоянное взаимодействие элементов внутреннего и внешнего морфогенеза.

Современное состояние теорий социальных движений

Существуют две традиционно противоположные модели общества, соответствующие двум противоположным подходам к изучению социальных движений. Согласно первой модели, социальные движения появляются «снизу», когда уровень недовольства, возмущения и крушения надежд превышает определенный порог. Авторы одной разновидности этой модели рисуют образ вулкана: социальные движения представляются им как стихийный, спонтанный взрыв коллективного поведения, который лишь позднее приобретает лидеров, организацию, идеологию (движения просто «случаются»). Сторонники другой рисуют предпринимательский, или конспиративный (заговорщический), образ: социальные движения рассматриваются как целенаправленные коллективные действия, подготавливаемые, мобилизуемые и управляемые лидерами и идеологиями в попытке достичь специфических целей (в этой модели социальные движения «формируются»).

Вторая, противоположная модель делает ударение на структурном контексте, облегчающем или сдерживающем возникновение социальных движений; иначе говоря, движения прорываются наружу, когда условия, обстоятельства, ситуация оказываются благоприятными для этого. Одна из разновидностей данной модели основана на метафоре клапана для выпуска пара: потенциал движения (в той или иной мере имеющийся в любом обществе и рассматриваемый как постоянный) выпускается «сверху», если сдерживающие механизмы – блоки и управление на уровне политической системы – ослабевают. По версии другой разновидности рассматриваемой модели, важную роль играет доступность ресурсов: причиной появления движений служит открытие новых средств и возможностей, облегчающих коллективные действия. Наиболее часто характер политической системы и, в частности, поле деятельности «структуры благоприятных политических возможностей» отмечается как основной, решающий фактор сдерживания или облегчения коллективных действий.

В современных концепциях социальных движений обнаруживается явная тенденция к синтезу, преодолевающему противоположность теорий, ориентированных на действие и структуру. В середине 80-х годов Алдон Моррис и Цердрик Херринг проинтервьюировали представителей упомянутых концепций. По их единодушному мнению, «все опрошенные согласны с тем, что и социально-психологические, и структурные переменные являются решающими для понимания социальных движений. Вопрос заключается лишь в том, можно ли стереть эту биполярность и соединить оба подхода». Как недавно заметил Дитер Рухт, «важная задача дальнейшего исследования заключается в возведении концептуальных мостов». Многие ученые предпринимают конкретные шаги в этом направлении. Позвольте привести четыре примера.

Берт Кландерманс считает, что повышенное внимание сторонников теории мобилизации ресурсов социальных движений к проблеме их структуры (организаций) ведет к отрицанию их индивидуального, социально-психологического измерения. Необходимо, полагает он, соединить новую, модифицированную социально-психологическую теорию с правильным подходом к мобилизации ресурсов. Автор заявляет, что нужно покончить как с традиционными социально-психологическими подходами к социальным движениям, так и с отрицанием социально-психологического анализа теориями мобилизации ресурсов.

Мира Ферри и Фредерик Миллер делают аналогичную попытку обогатить теорию мобилизации ресурсов разработкой проблемы субъективного уровня. Они сосредоточивают внимание на двух психологических процессах, решающих для реформаторских или революционных движений. Один – недовольство системой (политизация), т.е. возложение всех грехов на институциональные структуры, а не на лидеров (правителей).

Другой – формирование мотиваций у участников, облегчающих их решение главной задачи: привлекать к движению новых сторонников и подталкивать их к действию. С этой точки зрения, в теориях, ориентирующихся на структурно-организационную сторону движений, должна быть восстановлена психологическая перспектива. «Включение познавательных социально-психологических посылок вместо «побудительной» терминологии в рамках теории мобилизации ресурсов должно помочь в прояснении как отношений между движениями и обществом, так и процессов развития и роста самих движений».

Еще более поразительной является попытка одного из ведущих сторонников подхода «коллективного поведения» Ральфа Тернера «перекинуть мост через пропасть между теориями коллективного поведения и мобилизации ресурсов». Он признает успехи, достигнутые теорией мобилизации ресурсов, и противится желанию рассматривать ее непременно в качестве альтернативы более традиционному подходу, сторонниками которого являются Парк, Блумер, Смелзер и он сам. Тернер считает, что теория мобилизации ресурсов вносит важный вклад в решение трех вопросов, которые остаются нерешенными в рамках ортодоксальной теории коллективного поведения. Во-первых, это вопрос о «вне институциональности»: почему люди отклоняются, отступают от установленных институциональных путей? Во-вторых, о «переводе чувств в действия»: почему люди превращают вне институциональные диспозиции в действия? И в-третьих, о загадке «коллективного действия»: почему люди собираются вместе для выражения своих чувств и стремлений? Таким образом, «полная и сбалансированная теория социальных движений должна включать в себя наиболее важные положения обеих упомянутых концепций».

Стремление к компромиссу продемонстрировала и противоположная сторона: как заявили основатели теории мобилизации ресурсов Доу МакАдам, Джон Маккарти и Майер Залд, «полное понимание динамики движения может быть достигнуто лишь при условии широкого концептуального видения нового и старого подходов». Они отрицают односторонние объяснения истоков движения «сверху» и «снизу» и считают, что между макроструктурными условиями (политическими, экономическими, организационными) и микродинамикой возникающих движений существует связь. «Мы полагаем, что реальное действие осуществляется на третьем уровне, промежуточном между индивидуальным и широким макроконтекстом, в котором закрепилось социальное движение».

Такая тенденция к синтезу и согласию представляется правильной. Социологическая мудрость сосредоточивается не в какой-то одной теории или школе. Адекватную интерпретацию невероятно сложных социальных явлений могут дать лишь множество теорий или многомерная теория.

Во-первых, социальные движения являются воплощением характерной двусторонности социальной реальности. Мак Адам, Маккарти и Залд замечают, что «реальное действие в социальных движениях разворачивается на промежуточном уровне – между макро и микро-». Обершолл полагает, что процессы, происходящие в социальных движениях, «обеспечивают связь между макро и микро аспектами социологической теории». Цюрхер и Сноу указывают: «Связь между индивидуальными и социальными структурами отчетливее всего проявляется в социальных движениях». Следовательно, «множество социальных движений есть великолепная сцена, на которой можно наблюдать, как социальные факторы влияют на деятелей и сами оказываются под их влиянием».

Во-вторых, социальные движения представляют собой также промежуточную стадию в динамике возникновения новой социальной ткани, позволяя нам «ухватить» социальную реальность в момент ее рождения. Это означает, что они принимают участие в формировании, конструировании, реформировании общества, являются в некотором роде наиболее важными субъектами (агентами) структурных изменений и построений. «Социальные движения относятся к про цессам, с помощью которых общество осуществляет свою организацию на основе системы исторических действий и через классовые конфликты и политические действия». Изучая социальные движения, мы имеем возможность анализировать более широкие социальные структуры в процессе их возникновения и изменения.

В-третьих, социальные движения являются промежуточным феноменом и в ином смысле. «Движения не сводятся целиком и полностью к коллективному поведению, хотя и не являются воплощением зарождающихся групп интересов… Скорее, они содержат в себе элементы и того, и другого». Таким образом, изучение социальных движений помогает нам уяснить смысл промежуточной фазы внутреннего построения структур, увидеть, как они возникают и изменяются. Киллиан так суммирует это положение: «Изучение социальных движений не есть изучение стабильных групп или установленных институтов, оно представляет собой исследование социальных групп и институтов в процессе их становления».

Вконтакте

Петр Штомпка

социология

Анализ современного общества

Перевод с польского СМ. Червонной

ANALIZA SPOŁECZEŃSTWA

Москва Логос 2005

УДК 316 (075.8) ББК 60.5

Штомпка П.

Ш 92 Социология. Анализ современного общества: Пер. с польск. СМ. Червонной. - М.: Логос, 2005. - 664 с. + 32 с. цв. вкл.

ISBN 5-98704-024-8

Крупнейший ученый-социолог, президент Международной социологической ассо­ циации в своем учебнике излагает курс социологии, основанный на новейших теорети­ ческих достижениях и прикладных результатах в разработке проблем этой научной дисциплины. Представлены современная трактовка предмета и методов социологии, а также пути практического использования данных социологических исследований. Рассмот­ рены различные стороны общественной жизни: активность человека, социальные груп­ пы и институты, культура, расслоение, социальная изменчивость, современные тенден­ ции развития общества. Приведены очерки о философах и социологах, идеи которых определили становление социологии как науки. В конце каждой главы даны термины и понятия, а в конце книги - тесты на проверку усвоения курса. Благодаря использова­ нию опыта преподавания социологии в Краковском (Ягеллонском), Калифорнийском университетах, ряде других университетов США, Европы, Латинской Америки и Авст­ ралии содержание учебника отвечает мировому уровню, что способствовало переводу его на большинство распространенных языков.

Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности и на­ правлению «Социология». Представляет интерес для ученых и преподавателей в обла­ сти социально-гуманитарных наук.

После того, как почти 30 лет у нас не было отечественного оригинального учебника социологии, Польша наконец сможет располагать произведением, выдающимся во всех отношениях, представляющим собой основной академи­ ческий текст, которым смогут пользоваться как студенты вузов, так и уча­ щиеся лицеев. Этот труд отличается поразительной систематичностью в из­ ложении материала, элегантным, легко доступным языком и мастерством выпуклой характеристики наиболее сложных общественных явлений

Анджей Койдер, профессор Варшавского университета

Автор является прославленным знатоком социологической теории, как клас­ сической, так и современной. И он блистательно использует свою эрудицию, об­ ращая свой взор к теоретическим вершинам, тогда как они служат ему для опи­ сания и понимания действительности. Изучение данного учебника позволит по­ знакомиться с основными общественными явлениями, с фигурами крупнейших социологов, наконец, с наиболее важными дискуссиями среди социологов.

Марек Жюлковски, профессор Университета имени Адама Мицкевича

Предназначение социологии

Социология как наука, казалось бы, не нуждается в обоснова­ нии своей миссии. Это укоренившаяся в системе наук социальная дисциплина, занимающая устойчивое положение в структуре со­ временных обществ. Она насчитывает не менее ста пятидесяти лет

в своем формальном развитии, не считая многих веков предшеству­ ющего вызревания социологического дискурса в недрах других наук. И, тем не менее, вопрос о том, все ли очевидно с социологией

в этом мире, весьма актуален.

Первые годы XXI в. со всей остротой показывают, что научный, рационалистический и объективный анализ общества еще пока еще не снискал всеобщего применения. Мир по-прежнему не только на­ полнен, но и переполнен различного рода мифами, противостоящи­ ми науке. И это мифы активно воздействуют на сознание огромных масс людей и на их поступки. Как и прежде, многие общества управ­ ляются вполне волюнтаристически, исходя из сиюминутных и эгои­ стических интересов отдельных групп и элит, не способных и не же­ лающих представить общественные процессы во всей их сложности, а также в их среднесрочной и долгосрочной перспективе. Ненауч­ ный подход к управлению обществом нередко обрамляется в наши дни социологической терминологией и даже прикладными «иссле­ дованиями», скрывающими не вполне социологический стиль мыш­ ления и действия. В этом смысле в мире присутствуют не только со­ циология как таковая, но и полу социология, недо социология, пара- социология и просто несоциология, но называющая себя Социологий с большой буквы и активно настаивающая на этом. Ситуация более чем запутанная, особенно для тех, кто лишь вступает в мир науки, не обладая пока еще собственным устоявшимся суждением по поводу того, что такое социология и кто такие социологи.

1 Sztompka Р. Socjologia. Analiza speczenstwa. Krakow: Znak, 2002. 654 p.

двуходовки или чисто социально-инженерного мероприятия. При этом носители высокой социологической культуры (отдельные люди или организации, а равно и целые сообщества) прекрасно понима­ ют, что ни одно социальное действие не затухает бесследно, но, на­ против, его последствия концентрическими окружностями расходят­ ся по всем азимутам. Наконец, социологическая культура подразу­ мевает и определенное дистанцирование гражданского общества и его структур от структур власти. Социологам нужна свобода науч­ ных суждений и объективность диагноза. В противном случае соци­ альная наука может превратиться во что угодно, но только не в на­ уку, связанную с великими традициями классики и современной те­ орией. В итоге можно сказать, что помимо чисто научных целей (что самоочевидно), социология нацелена на повышение социологической культуры общества, стимулирующей его самопознание и саморегу­ лирование как системы, и именно этим не в последнюю очередь обус­ ловлена позитивная тенденция развития социологии, как, впрочем, и любой иной социальной науки.

При большом разнообразии современных трактовок того, что та­ кое социология, и часто самопроизвольном присвоении титула «со­ циолог» Петр Штомпка предлагает в качестве путеводной звезды выделить концепцию социологического воображения. Эта концеп­ ция, предложенная в свое время Ч.Р. Миллсом2 , остается по-преж­ нему тем водоразделом, который отделяет социолога от несо­ циолога и социологию от не социологии. В одной из своих прин­ ципиальных статей3 польский ученый выделил пять главных свойств социологического воображения или социологии как та­ ковой: (1) рассматривать все явления в обществе как результат деятельности социальных сил, групп, отдельных индивидов, име­ ющих обобщенные интересы (а не только частные сиюминутные желания); (2) понимать скрытые структурные параметры всех социальных явлений; (3) вскрывать воздействие традиций и исто­ рического прошлого на нашу современность; (4) принимать во внимание динамику, развитие социальной среды; (5) признавать огромное разнообразие и вариативность общественной жизни. «Иными словами, социологическое воображение - это вытекающая из признания разнообразия и множественности социальных уста­ новлений способность связать любое событие в обществе со струк­ турным, культурным и историческим контекстом, а также с инди­ видуальными и коллективными действиями членов общества»4 .

См. русский перевод: Миллс Ч.Р. Социологическое воображение. М., 2001.

Штомпка П. Теоретическая социология и социологическое воображение // Социо­ логический журнал. 2001. №1. С. 148-149.

4 Там же, с. 149.

Наряду со своей ясной рационалистичностью социологическое воображение обладает и немалым скрытым потенциалом, опира­ ющимся на интуицию и природную предрасположенность к ана­ литике. Изучать социологию могут многие и даже все те, кто стремится стать полноправным членом гражданского общества. (В этом смысле социология может быть основой гражданского са­ мосознания и включенности в институты современного общества, и книга П. Штомпки как нельзя лучше соответствует этой мис­ сии.) Однако социология как форма необходимой популярной культуры, «ликбеза» наших дней не отменяет и того, что профес­ сиональной социологией могут и должны заниматься только те, кто не только по образованию, но и своей природной склонности обладает возможностью взращивать в себе и применять социоло­ гическое воображение.

И в этом нет ничего от принудительной и оскорбляющей досто­ инство селекции людей на способных и неспособных к социологи­ ческой аналитике. Речь лишь идет о том, что, как и в любой другой профессии, нормативно достичь высот могут только те, кто имеет в том числе и особую внутреннюю предрасположенность к данной профессии. Учебник социологии Петра Штомпки не только и не столько учит тому, как надо «делать» социологию. Скорее всего он подсказывает читателям пути наилучшего приближения к социо­ логии и ее пониманию, а заодно, и не в последнюю очередь, помога-

ет нам протестировать себя на предмет профессиональной пригод­ ности. Едва ли стоит серьезно думать о своем будущем в социоло­ гии, если учебник оставит вас равнодушным. И дело не в том, что он эксклюзивно содержит все истины этой науки и претендует на роль исчерпывающего компендиума социального знания. Этого быть не может по определению. Современная социология безбреж­ на. Но все великие и малые истины социологии, по тем или иным причинам не обсуждаемые в учебнике П. Штомпки, тем не менее, так или иначе, сводятся к тем принципам социологического мыш­ ления, социологического воображения и социологической культу­ ры, которые в этой книге подробнейшим образом обсуждаются и наглядно демонстрируются самим автором. Короче говоря, на се­ годняшний день можно сказать, что включение в современную со­ циологию вне предлагаемой книги будет весьма проблематичным и, по крайней мере, просто нерациональным.

Высочайший уровень книги и ее значимость для развития соци­ ологии и социологического образования непосредственным обра­ зом связаны с личностью Петра Штомпки как ученого. Петр Штомп­ ка родился в Варшаве (Польша) в 1944 году. Однако начиная со студенческих лет его творческая жизнь неизменно связана с Кра­ ковом - Ягеллонским университетом, в котором с 1975 года и поныне он возглавляет отдел теоретической социологии. В этом смысле профессор Петр Штомпка в полном смысле слова соци­ олог польский, восточноевропейский. И этой глубинной связью с польским и восточноевропейским контекстом он всегда гордится, и эту связь он при любой возможности неизменно подчеркивает. Между тем в 70-х годах Петр Штомпка как молодой фулбрайтовской профессор в полной мере знакомится с американской социологий и до сих пор остается ее исследователем и, если так можно выразиться, глашатаем. Особую роль в идейном форми­ ровании Петра Штомпки сыграл великий американский социо­ лог Роберт Мертон, учеником которого П. Штомпка сполна может себя считать. В течение многих лет П. Штомпка был приглашен­ ным профессором Калифорнийского университета в Лос-Андже­ лесе, где, не оставляя своих обязанностей в Ягеллонском уни­ верситете, преподавал во время летних семестров. Здесь же сфор­ мировался и узкий круг его единомышленников, включающий всемирно известных социологов Н. Смелзера и Дж. Александера - их тесное многолетнее сотрудничество в полной мере про­ должается и до сих пор.

Творческий путь П. Штомпки отмечен рядом теоретических исследований, обозначивших этапы в развитии международной социологии нашего времени. Это интеллектуальная биография Роберта Мертона (1986), переведенная на русский язык книга «Со-

циология социальных изменений» (1993), исследование теорети­ ческой концепции доверия (1999) и, наконец, «Культурная травма и коллективная идентичность» (2004), непосредственно обращен­ ная к трансформирующимся обществам, включая Восточную Ев­ ропу5 .

Со временем научный авторитет П. Штомпки стал непререкае­ мым в Польше, Европе и США. Сегодня в мире найдется немного известных социологических факультетов, университетов, научных центров, где П. Штомпка не был бы почетным лектором, лауреатом премии, приглашенным исследователем. У себя на родине он дей­ ствительный член Польской академии наук, лидер польской соци­ ологической школы.

Выдающийся вклад П. Штомпки в развитие международной со­ циологии был подтвержден на XV Всемирном социологическом конгрессе в Брисбейне (Австралия) в 2002 году, избравшем польско­ го социолога президентом Международной социологической ассо­ циации, крупнейшего профессионального и научного объединения всех современных социологов.

Научная и жизненная позиция Петра Штомпки прекрасно де­ монстрирует природу современной социологии. Будучи глубоко связанной со своим историческим и национальным контекстом, она превращается в науку только тогда, когда органично включается в контекст мировой.

Предлагаемая русскому читателю учебная книга вобрала в себя весь опыт Петра Штомпки, она стала концентрированным выра­ жением его понимания социологии, знаний и видения мира. В Польше учебник П. Штомпки на протяжении последних лет стал бестселле­ ром, выдерживающим постоянные переиздания на польском и дру­ гих европейских языках. В настоящее время, развивая теорию со­ циологического воображения, польский ученый подготовил новую книгу, теперь уже о визуальной социологии. Будем надеяться, что и она вскоре будет доступна для читателей на русском языке.

5 Основные книга П. Штомпки: System and Function: Toward a Theory of Society. New York: Academic Press, 1974. 231 p.; Sociological Dilemmas: Toward a Dialectic Paradigm. New York: Academic Press, 1979.361 p.; Robert K. Merton: An Intellectual Profile. London: Macmillan Press, 1986 and New York: St. Martin"s Press, 1986.324 p.; Rethinking Progress / Jeffrey Alexander. London and New York: Unwin & Hyman, 1990; Society in Action: The Theory of Social Becoming, Polity Press, Cambridge, and The University of Chicago Press, 1991; Sociology in Europe: In Search of Identity / co-edited, with Birgitta Nedelman. NewYork: De Gruyter Berlin, 1993; The Sociology of Social Change. Oxford: Basil Blackwell, 1993. 348 p. (published also in Russian, Spanish, Portuguese (forthcoming in Japanese); Agency and Structure: Reorienting Sociological Theory (edited). New York: Gordon & Breach, 1994; Trust: A Sociological Theory, Cambridge: Cambridge University Press, 1999 (forthcoming in Chinese); Cultural Trauma and Collective Identity, (with J.Alexander et al.). Berkeley: California University Press, 2004.

Научная социология по своей природе плюралистична. Она не признает никаких монополий на истину и поклонения вневремен­ ным кумирам. Социология не столько свод знаний и методов, сколь­ ко процесс самопознания общества. И в этом процессе мы должны постоянно обновлять свое знание и сверять его с эталонами науч­ ности. Книга П. Штомпки может стать для каждого читателя пре­ красным инструментом для решения этих задач.

Н.Е. Покровский

Благодарность

Эта книга складывалась на протяжении ряда лет на основе заметок и конс­ пектов моих лекций и докладов, прежде всего в Ягеллонском университете, а также в США, где мне пришлось побывать пятнадцать раз (в Колумбийском университете в Нью-Йорке и в Калифорнийском университете в Лос-Анжелесе), и во время спорадической работы в других университетах Европы, Латинской Аме­ рики и Австралии. Следовательно, и мои студенты как в Польше, так и за гра­ ницей участвовали в создании этой книги.

Однако в целом она была написана в течение четырех весенних месяцев 2001 г. Такая интенсивность работы была возможна только благодаря тому, что я получил приглашение в два научно-исследовательских института (в обо­ их случаях был гостем их ректоров), а именно в Венгерский Коллегиум в Буда­ пеште и Нидерландский институт перспективных исследований (The Netherlands Institute for Advances Study (NIAS)). Ректоры Габор Кланичай и Генк Весселинг создали для меня в этот период поистине идеальные условия для жизни и работы. Если на небе или в раю существует специальное место, предназначен­ ное для ученых, то выглядит оно, несомненно, точно так, как их институты.

В сложном и трудоемком деле подготовки тома к изданию особую мою бла­ годарность заслужили Адам Михайлов и мой внимательный редактор Малгожата Бернацкая.

Социология и общество

Знание об обществе и социология

Говорят, что социология - это новая наука на очень старую тему. Или ина­ че: социология имеет короткую историю, но длинное прошлое. На самом деле, как отдельная область научного знания она появилась только в первой поло­ вине XIX в. Наименование «социология» было введено в 1838 г. французским философом Огюстом Контом, который построил эту словесную конструкцию, соединив латинское socius (социум, общество) с греческим logos (мудрость, знание). В середине века первые книги, в названия которых входит термин «социология», пишет британский мыслитель Герберт Спенсер. Но должен был пройти и миновать весь XIX в., чтобы социология появилась в университетах как признанная академическая научная дисциплина.

Несмотря на то, что свои интеллектуальные корни она имела в Европе, пол­ ное институциональное признание она получает прежде всего в Америке. В Со­ единенных Штатах уже в 1892 г. возникает первый социологический факуль­ тет в Чикагском университете (им руководит Альбион В. Смол, который был в то же время основоположником «Американского социологического журна­ ла» (American Journal of Sociology), остающегося до настоящего времени веду­ щим периодическим изданием в области социологии в США). В 1909 г. фор­ мируется Американская социологическая ассоциация (ASA), которая и поны­ не является самой крупной профессиональной организацией социологов.

В Европе первая кафедра социологии создается во Франции в 1895 г. в Уни­ верситете Бордо (ее возглавляет Эмиль Дюркгейм, который в 1898 г. начина­ ет также издавать и редактировать очень влиятельное периодическое издание «Социологический ежегодник» (L"Annee Sociologique)). В Германии значитель­ но позже, только в 1919 г., первую кафедру социологии в Мюнхенском универ­ ситете возглавляет Макс Вебер, к тому времени уже известный профессор политэкономии и истории хозяйства, который в 1909 г. вместе с Фердинан-

дом Теннисом и Георгом Зиммелем был основателем первого германского объе­ динения социологов («Немецкое социологическое общество» - Deutsche soziologische Gemeinschaft). В Великобритании только после Второй мировой войны социология получает признание и обретает статус в главных уни­ верситетах, Оксфордском и Кембриджском, поначалу она выступает здесь как социальная антропология или социальная и политическая философия. В Польше создателем первого университетского социологического центра был Флориан Знанецкий, который основал кафедру в Университете в Познани в 1920 г. и был редактором первого польского социологического журнала «Со­ циологическое обозрение» (Przeglądu Socjologiczny), который издается до на­ стоящего времени.

Организация и сотрудничество социологов в международном масштабе начались в 1893 г., когда французский ученый Рене Вормс основал элитар­ ный, небольшой по числу сотрудников Международный социологический институт (Institut International de Sociologie, IIS). Однако массовая организа­ ция всемирного радиуса действия возникла только в 1949 г. Это Междуна­ родная социологическая ассоциация (International Sociological Association, ISA), которая представляет социологов почти ста стран и имеет сейчас свыше 3 тыс. членов.

Таким образом, социология является относительно молодой научной дис­ циплиной. Именно это я имею в виду, говоря, что социология имеет короткую историю. Однако размышления на тему общества сопутствовали людям с са­ мого начала их истории, их деятельности, несомненно, восходят к глубокой древности и имеют вечный характер, ибо жизнь в окружении других людей, контакты с ними, сотрудничество, конкуренция, борьба составляют основу существования человеческого рода. Мы относимся к существам такого рода, которые ведут стадный образ жизни, мы живем в коллективах, группах - от семьи через род, племя, общину, совокупность соседей, товарищей, сотрудни­ ков, сослуживцев до народа и, наконец, континентального или глобального сообщества, например, европейского или мирового, что сегодня обозначается все более явно благодаря расширению коммуникаций, экономическим, куль­ турным связям, а также целевой интеграционной политике. Все это замечали еще древние философы (например, Аристотель), которые определяли челове­ ка как «существо общественное» (homo socius или homo politicus).

Никогда мы не остаемся в одиночестве, от рождения до смерти нас окру­ жают другие, и мы должны как-то справляться с этим, общаться с ними, уст­ раивать свою жизнь среди других. Мы извлекаем различный опыт из таких контактов, сравниваем собственный опыт с опытом близких и знакомых лю­ дей, обобщаем его, выводим из него разные жизненные стратегии, которые применяем в повседневной практике. Стало быть, каждый человек в извест­ ном смысле является социологом. Только не социологом в академическом, научном плане. Это я и имею в виду, говоря, что социология имеет длинное прошлое.

Чем отличается это предсоциологическое знание об обществе? Это знание выступает в трех ипостасях - обыденного опыта, художественных впечатле­ ний и философской рефлексии. Обыденное знание - это прежде всего набор

наблюдений, достаточно случайных и индивидуальных. Каждый живет в не­ сколько отличных, своеобразных группах, в разных условиях, имеет свою, чемто отличающуюся от других жизненную судьбу, успехи и поражения, и в то же время каждый имеет склонность к обобщению этого личного опыта, рас­ смотрению его в качестве всеобщего и типичного. Наша перспектива, наша собственная точка зрения кажется нам единственно правильной. Поэтому вто­ рой особенностью обыденного знания, так называемой жизненной мудрости, является фрагментарность, отрывочность. Даже тогда, когда это знание фор­ мулируется в человеческих поговорках, повседневно употребляемых посло­ вицах или наиболее распространенных легендах, мифах, рассказах, оно не со­ здает системы. Самое большее, что удастся сделать, - это систематизировать это обыденное знание в форме словаря пословиц, расположенных в алфавит­ ном порядке, при этом каждая из таких пословиц будет иметь отношение к предмету, ничего общего не имеющему с другими, соседними, и, кроме того, окажется, что порой эти пословицы не согласованы друг с другом, а, напро­ тив, утверждают противоречащие друг другу вещи. В-третьих, обыденная муд­ рость нередко оказывается поспешным, опрометчивым суждением, авторы которого не слишком обеспокоены серьезным обоснованием своих выводов, солидной базой аргументов провозглашаемых ими истин, иногда они удов­ летворяются ссылками на единичные факты и даже факты мнимые, являю­ щиеся вымыслом, мифом или обманом. Наконец, в-четвертых, знание, осно­ ванное на так называемом здравом смысле, часто оказывается категоричным, его носители не останавливаются перед самыми решительными оценками, ре­ комендациями, аксиологическими суждениями. Они легко впадают в мора­ лизаторство, проповедуют свои партикулярные правила и директивы.

Знанием об обществе располагает также искусство. Это наиболее очевид­ но для литературы, особенно реалистической прозы (в самом деле, не являют­ ся ли превосходными социологами Бальзак, Золя, Фолкнер, Стейнбек, Грасс, Фуэнтес, Маркес? - назовем лишь несколько имен). Социологическое содер­ жание мы находим и в поэзии, в драматургии, а также в публицистике. Осо­ бым, недискурсивным образом связанные с темами жизни общества наблюде­ ния и интуицию выражает также живопись (Гойя, Босх), даже музыка, напри­ мер опера. Неисчерпаемой сокровищницей социологического знания являются киноискусство, искусство фотографии, телевизионный репортаж.

И в этом нет ничего удивительного. Ведь главным предметом и ведущей темой искусства является судьба человека, а эта судьба, как уже говорилось, неразрывно связана с обществом. Таким образом, посредством искусства осу­ ществляется важный вид социологического познания. Но, разумеется, эта за­ дача реализуется как бы попутно, при удобном случае. Ведь цели и намерения искусства совсем другие, и ценность искусства не измеряется (во всяком слу­ чае не главным образом или прежде всего) его познавательными функциями, Поэтому искусство не связано строгими правилами и стандартами соответ­ ствия объективной истине. В этом плане искусство скорее ближе обыденному мышлению, нежели научной социологии.

Третий вид досоциологического познания общества - это социальная (или политическая) философия, представляющая собой один из самых главных

Социология Петра Штомпки

Пётр Штомпка родился в Варшаве (Польша) в 1944 году. Однако начиная со студенческих лет его творческая жизнь неизменно связана с Краковом - Ягеллонским университетом, в котором он начиная с 1975 года возглавляет отдел теоретической социологии. Выдающийся вклад П. Штомпки в развитие международной социологии был подтвержден на XV Всемирном социологическом конгрессе в Брисбейне (Австралия) в 2002 году, избравшем польского социолога президентом Международной социологической ассоциации.

Интерес Штомки к визуальной социологии возник сравнительно недавно. Он занимался фотографией как хобби на протяжении 40 лет. И всегда, когда посещал другие страны, делал множество фотографий, так как естественно, что когда кто-то едет за границу, его интересуют экзотические явления, отличающиеся от того, что есть у него в стране, и он стремится сделать фотографии. Это типичная ситуация, когда человек заинтересован в том, чтобы запечатлеть и сохранить в памяти свои впечатления и опыт пребывания в другой стране. Так, благодаря своим академическим поездкам на конференции, конгрессы, симпозиумы, встречи, Штомка собрал большую коллекцию фотографий.

В этом разделе книги пишется о том, что весной 2006 г. профессор Петр Штомпка провел мастер-класс по визуальной социологии для студентов и аспирантов факультета социологии Высшей школы экономики (г. Москва). П. Штомпка демонстрировал некоторые из своих фотографий, которые он анализировал, но в книге они не напечатаны. Приводится краткое описание каждой из них для того, чтобы можно было понять фокус его исследовательских интересов при анализе фотоматериала.

Книга построена как интервью автора, он рассказывает о своем интересе к фотографиям, о методах интерпретации фотографии, как общество менялось со временем, как оно изучалось при помощи фотографии. Один из путей - это просто идти и наблюдать общество, фиксируя то, что видишь, на камеру. Камера помогает сосредоточенности, помогает выбрать, какие предметы важны, и какие незначительны, поскольку камера всегда дает рамку той части мира, куда устремлен наш взгляд. И такое формирование позволяет отделить более важное от менее значимого, вырезая его из общей картины, что уже привносит социологический смысл. Естественно, это важно как просто фиксация увиденного, но также для последующего сопоставления и, более того, - для поиска закономерностей, т.е., для обнаружения определенных регулярностей социальной жизни. Например, когда вы сравниваете образы (фотографии) различных периодов существования той же самой или схожей социальной реальности Автор подробно рассказывает о том почему он стал заниматься таким хобби, что его сподвигнуло на него и как он потом смог заинтересовать этим делом студентов.

Как показал мой собственный опыт, если я иду с камерой, то смотрю по-другому, чем когда иду без камеры. Когда я иду с камерой, я фокусируюсь, стараюсь найти что-нибудь интересное. Это как будто ты на охоте или в экспедиции. Обычно, когда я просто иду по улице, я не замечаю отдельных вещей, только отмечаю разницу между «смотреть» и «видеть»: смотреть - означает регистрацию впечатлений, взгляд - сфокусирован. Ты стремишься найти ответы на вопросы, которые сам поставил.

Камера помогает сосредоточенности, помогает выбрать, какие предметы важны, и какие незначительны, поскольку камера всегда дает рамку (фрейм) той части мира, куда устремлен наш взгляд. И такое формирование позволяет отделить более важное от менее значимого, вырезая его из общей картины, что уже привносит социологический смысл. Естественно, это важно как просто фиксация увиденного, но также для последующего сопоставления и, более того, - для поиска закономерностей, т.е., для обнаружения определенных регулярностей социальной жизни . После этого автор рассказывает о разновидностях фотографии, как и почему люди фотографируются именно таким образом и соответственно делает всевозможные заключения.

Штомка как положено в своем рассказе начал со вступления продолжил главными моментами - это рассказ о видах фотографии и в конце сделал выводы.

Итак, современное общество становится все более и более «видимым» (визуально насыщенным). Если это так, то это означает, что нам следует уделять больше внимания такому простому методу социологического исследования как наблюдение.

Наблюдение было очень важным методом у первых социологов и, конечно же, у социальных антропологов, исследовавших экзотические общества в отдаленных регионах, а также у этнографов . Я считаю эту цитату основным тезисом автора, потому что далее в своей книге автор описывает всевозможные виды фотографии и объясняет почему люди выбирают те или иные места для снимков.

Читателю очень ясно и понятно, что до нас хотел донести автор, потому что он рассказывает на доступном для всех языке почему фотографии становятся ценными в нашей жизни и как человек их интерпретирует для себя. Автор доказывает свои тезис обоснованиями фотографии, которые снимают люди и выдвигает возможные варианты на примере одиннадцати фотографии, каждую, из которых он подробно описывает.

Например: двое молодых людей у фонтана.

Это очень симпатичный и понятный тип интеракции между молодыми людьми. Действие происходит в Нью-Йорке, они просто сидят возле фонтана. Или пример с Молодыми парнями они стоят рядом с мотоциклом.

Должно быть, этот мотоцикл принадлежит вот этим молодым людям из Бостона. Они очень гордятся своим Харлеем. Автор имел возможность поговорить с ними прежде, чем сделать фотографию. Они гордятся им, как символом, который дает возможность почувствовать свое превосходство над другими.

Данная тема мне очень понравилась, потому что написано доступным языком, нет научных терминов, четко видна логика автора, последовательность мыслей не нарушается, так же интересно читается, потому что тема мне знакома и актуальна для нашего времени.

международный социология штомпка